Речь о музыке у нас с Димой зашла совершенно случайно. Я принимал у него зачёт. Это было ещё в то время, когда нужно было тянуть билет, готовить ответ и потом рассказывать его экзаменатору. Времени и сил это отнимало немерено, как у студентов, так и у преподавателей.
Дима подготовил ответ и сел рассказывать. Одет он был по-обычному: джинсы, зелёная рубашка в чёрную клетку, кроссовки — явно даже и не думал надеть к экзамену что-либо более формальное. Более того, на шее его висели наушники.
- Вечная рента — это рента с одинаковыми выплатами без определённого конечного срока, — рассказывал он.
Вообще, парень он был умный, но стеснительный, вопросов почти не задавал (кроме того случая на первой лекции) и, как мне казалось, не особенно старался учиться. На занятиях присутствовал физически, но частенько куда-то улетал и забывался. Думаю, что всё это обучение в университете ему наскучило, и он давно хотел уже заняться чем-нибудь другим. Несколько раз я замечал, что вместо того, чтобы конспектировать лекции или решать задачи, он что-нибудь зарисовывал в тетради. Даже издалека было видно, что техника рисунка у него поставлена.
Я не сомневался, что зачёт он получит, но формальности в тот день должны были быть соблюдены.
- Хорошо, — перебил я. — А вечная рента — это аннуитет постнумерандо или аннуитет пренумерандо?
Дима задумался. Это был мой излюбленный приём. На зачёте я разрешал студентам пользоваться, чем угодно и готовиться как угодно — это им не помогало, так как на вопросах сразу становилось ясно, кто пытался разобраться в предмете, а кто дуб дубом.
- Я думаю, постнумерандо, — ответил Дима.
Я покачал головой и вздохнул.
- Хорошо. Следующий вопрос. Допустим, что я тебе даю кредит в три миллиона рублей и хочу, чтобы ты мне платил вечно по тридцать тысяч рублей в месяц. Какой должна быть годовая процентная ставка по такой ренте?
Дима взял ручку, бумажку и начал считать. Считал он так, что казалось, будто он проводит математические операции собственными руками, а не головой: взял одно число, поставил его в числитель. Под ним (в знаменатель) поставил большее число. Посмотрел, прикинул, посчитал, пересчитал.
- Один процент? — вопросительно ответил он.
Я молча покачал головой.
Тогда Дима взял ещё пару чисел, водрузил их друг на друга, покрутил, повертел, после чего перевернул с ног на голову и снова ответил (на этот раз утвердительно):
- Один процент.
- Ты мне сейчас называешь месячную ставку. А я спросил тебя про годовую.
Дима взглянул ещё раз на листочек, напрягся, вытащил формулу, перетащил в неё числа и задумался. Он несколько раз переставлял туда сюда числа, а я терпеливо ждал.
- Некрасивое число какое-то получается, — заметил он.
- Какое? — спросил я.
- Что-то около тринадцати процентов.
- Ну, что-то около того, — согласился с улыбкой я. — Ладно. Давай зачётку.
На последней фразе Дима засиял. Он протянул мне свою зачётку. Я взял и начал записывать данные.
- Что слушаешь? — спросил я пока писал, не отводя взгляда от ведомости.
- Агата Кристи, «Позорная Звезда», — ответил он.
- М! — оценил я. — Неплохо. Мне тоже нравится Агата. Правда только два-три их альбома.
Я закончил писать и посмотрел ему в глаза.
- И, конечно же, их «Кошка».
Дима улыбнулся.
- Да, позитивненькая такая песня… Хороший у вас вкус…
- Если тебе нравится Агата, то, возможно, тебе ещё понравится группа Ноль, — заметил я.
- Никогда не слышал о такой, — ответил Дима.
- Если хочешь, могу принести их диск, — я протянул ему зачётную книжку.
- Было бы здорово. Спасибо, — поблагодарил Дима, взял зачётку и встал.
Мы попрощались, а место Димы занял следующий студент.
Я принёс ему диск «Песня о безответной любви к родине», потом слово за слово — Faith No More, Mr. Bungle, некоторые диски Emerson, Lake and Palmer, за ними — Manfred Mann’s Earth Band, Pink Floyd и многое-многое другое. Так выяснилось, что у нас с Димой схожие музыкальные предпочтения. Так завязалась наша дружба.