Когда меня не будет

,

Иногда мы с Дагни гуляли по ночному городу. В этом есть своя неповторимая романтика. Какие-то новые краски появляются, воздух становится мягче, а улицы — совсем-совсем спокойными. Гуляли просто так, болтали о чём попало. И вот однажды мы решили прогуляться ближе к полуночи у Марсового поля. Я даже и не задумывался о том, где ночевать, что делать после развода мостов. Дагни, кажется, тоже не думала об этом.

  • А что, если ты напишешь несколько картин и устроишь выставку? — предлагает она.

Мы идём от Михайловского сада в сторону вечного огня. Вокруг цветут кусты сирени, источая приятный сладковатый запах.

  • Я не настолько хорошо пишу, как тебе кажется, — отрицаю я. — У меня неплохо поставлена рука, это да, есть какое-то понимание основных принципов живописи, ощущение цвета… Но не больше. Я самоучка, да и давно не занимался этим…
  • Поль Гоген тоже не думал, что пишет хорошо, и, возможно, вообще не стал бы известным художником, если бы не его друг, Эдгар Дега…
  • Возможно, это была бы и невеликая потеря, — угрюмо замечаю я. — Мне его картины никогда не нравились. Я предпочитаю произведения его друзей…
  • Мало ли что ты предпочитаешь! — возмущённо восклицает Дагни. — Его собственный стиль повлиял не только на живопись в целом, но и на людей, которые видели его картины…
  • Его картины примитивны, — перебиваю я.
  • Его картины глубоки, причём даже глубже картин его друзей! — убеждённо заявляет Дагни.
  • Хочешь сказать, что его друг Ван Гог был менее гениален?
  • Я хочу сказать, что Ван Гог — это попса! Он слишком переоценён, — не унимается Дагни.
  • Ван Гог — гений! — не соглашаюсь я. — А Гоген — это скукота.
  • Не смей оскорблять моего художника! — с нескрываемой обидой в голосе говорит Дагни. — Если бы ты с ним пообщался, ты бы понял, насколько неординарной личностью он был!

После этого Дагни замолкает. Можно подумать, что она с ним общалась!..

Даже когда казалось, что мы спорим по настоящему, мы на самом деле не ругались. И я, и Дагни понимали, что это всё мелкое и проходящее. «Мы» были важнее таких мелочей.

Мы подходим к середине поля, к монументам. Обычно у вечного огня, который горит впереди, совсем недалеко от нас, есть какая-нибудь молодёжь, которая приходит в этот тёмный холодный час погреться, поболтать и попить пивка. В этот раз тут ни души.

Я гляжу вверх, пытаясь увидеть хоть одну звезду, но небо затянуто тучами и городской дымкой, за которой ничего не видать. Звёзд нет.

  • Короче, — неожиданно продолжает Дагни. — Давай ты напишешь несколько картин, а я устрою выставку. Всю организацию возьму на себя, так что тебе не надо будет напрягаться. Что скажешь?
  • Ну, не знаю, — неопределённо отвечаю я, а сам про себя уже согласился.
  • Что значит «не знаю»?! Тебе тут всё на блюдечке с голубой каёмочкой подают, а ты… — укоризненно смотрит она на меня.
  • Ну, давай, — сдаюсь я и улыбаюсь. — И что бы я без тебя делал?!

Мы подходим к вечному огню, останавливаемся, я обнимаю её правой рукой за талию, и мы смотрим на огонь. В задумчивости Дагни неожиданно спрашивает:

  • Дима, а что ты будешь делать, когда меня не будет?

Я от такого вопроса даже опешил. Кто вообще задаёт такие вопросы? То есть можно спросить: «Что ты будешь делать, если меня не будет?», но она именно спрашивает «когда», как будто точно знает, что такой момент настанет, как будто готовиться к этому.

  • Ты собираешься со мной расстаться? — спрашиваю я.
  • Я не собираюсь, что ты! — отрицает она.
  • Тогда почему ты говоришь «когда», а не «если»?
  • Потому что расставание — это, к сожалению, неотъемлемая часть жизни. Оно происходит вне зависимости от желаний кого бы то ни было, — отвечает она.

Я угрюмо молчу.

  • Иногда люди расстаются ненадолго, потому что так надо по работе, — поясняет Дагни. — Иногда — по семейным обязательствам. А иногда расстаются из-за истечения срока годности одного из них. Понимаешь?
  • Я не понимаю! Ты умираешь?
  • Все мы умираем, — расплывчато отвечает она. — Но со мной всё в порядке, если ты о моём здоровье.
  • Может, тебе по работе куда-то надо?
  • Ты же знаешь, какая у меня работа, — отрицает Дагни, качая головой.
  • Тогда я тебя совсем не понимаю! — заявляю упрямо я. — И расставаться с тобой не хочу!
  • Я тоже не хочу, — соглашается она, нежно гладя мою руку, — но твои действия…

Тут она на секунду замолкает, после чего вздыхает и заканчивает:

  • Впрочем, неважно.

Она немного смущённо улыбается и опускает взгляд в землю.

  • Что значит «неважно»?! Давай уж договаривай! — не успокаиваюсь я.

Пока я жду ответа, на Марсовом поле висит неестественная тишина. Я такой никогда в центре Питера не встречал. Нет ни машин на дорогах вокруг, ни людей вокруг, окна все спят… Как будто всё в городе погрузилось в тяжёлую дрёму. Только жёлтые фонари, да дорога неподалёку выдают признаки цивилизации. В Петербурге такого не бывает…

Дагни вздыхает, как будто я насильно вытягиваю из неё фразу, хотя весь этот странный разговор завела она, а не я.

  • Просто хочу сказать, что однажды тебе нужно будет принять очень важные решения и сделать это нужно будет без меня…
  • Откуда ты это взяла?! Ты можешь видеть будущее, что ли? — с ноткой возмущения спрашиваю я. Но Дагни не отвечает, а продолжает свою мысль:
  • Так вот, тебе самому нужно будет найти выход и самому решить, что ты хочешь… Но если ты очень захочешь, я буду рядом. Это важно!

Она посмотрела на меня серьёзным, но ласковым взглядом, взяла мои руки.

  • Просто, Дима, ты стал для меня очень важным и нужным. Я уже не думала, что мне будет нужен кто-либо так, но ты это изменил. И я беспокоюсь о тебе. Просто помни, что я с тобой. Я всегда с тобой, даже, когда ты этого совсем не замечаешь, — ласково проговорила она.
  • Я ничего не понимаю, — со спокойной улыбкой отвечаю я.
  • Ничего, — успокаивающе говорит она, обнимая меня. — Потом поймёшь. Потом.