Перепросмотр

Днём я встретился с Мишей у станции метро «Петроградская». До этого момента я не был с ним знаком лично и смог узнать его лишь благодаря описанию, присланному мне Игорем. Миша оказался ещё совсем молодым парнем, лет двадцати, среднего роста с вьющимися рыжими волосами, маленьким носом, карими глазами и чуть топорщащимися ушами. Он был болтливым и очень открытым, однако по взгляду его читалось, что жизнь уже успела побить чайником по голове…

По дороге домой он с энтузиазмом рассказывал мне о том, как же хорошо, что он опять будет снимать квартиру не один, а то ему так одиноко. Потом о том, как они не поладили с предыдущим соседом. После этого — о том, как они здорово играли вместе с Игорем, пока у Миши не случилась личная трагедия, о которой он пока не хотел рассказывать, а я и не спрашивал. Затем о том, что он играет в новой группе со странным названием, позаимствованным из одного советского фильма, и что они сильно растут и развиваются… Ну, и в заключение — о том, кем он работает, и как его на работе ценят. По всему было видно, что энергия из него бьёт ключом, но ему не хватает общественного признания. Случайно промелькнувшей мысли о том, что это может потом выйти ему боком, я тогда не придал никакого значения.

Квартира, которую Миша снимал, была небольшой, но уютной двушкой с простеньким невзыскательным ремонтом. В квартире царил бардак. Миша явно не парился по поводу того, чтобы убирать мусор по мере его появления и о том, чтобы как-то организовывать пространство вокруг себя. В моей комнате стены были обклеены светло-серыми обоями с изображениями зелёного вьющегося плюща с большими листьями. Из мебели в комнате были разве что небольшая кровать с жёстким матрасом, шкаф для одежды, да стул со столом. Всё в неплохом состоянии, но пыльное и грязное, требующее генеральной уборки. Например, на столе были следы от кофейной кружки и какие-то хлебные крошки, а у плинтусов виднелись тёмно-серые линии грязи. По сравнению с моей квартирой тут, конечно, было не густо и не опрятно… Не было моей любимой кровати, моего комфортабельного кресла, моего компьютера, моих файлов и компьютерных игр. Всё было новое и непривычное, всё было не такое чистое и не так расставлено. Моё тело отторгало новые условия, в которых мне теперь приходилось жить. Впрочем, и на том спасибо, особенно учитывая ситуацию, в которой я оказался. Я решил, что мне надо бы переждать пару недель, максимум месяц, после чего, когда все забудут о произошедшем, я смогу вернуться к себе домой…

Часов в восемь, пока Миша, сидя в своей комнате, играл на бас-гитаре, репетируя перед предстоящим важным концертом, я закончил уборку в своей комнате. Место стало выглядеть значительно приличней, хотя, конечно, ещё надо было бы отмыть окна, да и оставались кухня, ванная и прихожая — в них я провёл только мелкую уборку, которой явно было недостаточно для достижения нужной мне точки комфорта. Ещё была комната Миши, но к ней я пока не был готов прикасаться.

Уставший, перехватив в холодильнике холодные макароны с варёными сосисками, я засел в своей комнате за составление списка событий, случившихся в моей жизни. Дело было не из простых и поначалу шло очень туго, со скрипом. Но затем, по мере погружения в воспоминания, процесс начал ускоряться. И вот я уже вспомнил около трёх сотен событий из своей жизни, вспомнил имена людей, с которыми они были связаны, в некоторых случаях — даже фамилии и отчества, вспомнил их лица, их интонации…

По мере составления списка, образы из прошлого становились всё более и более живыми, наружу стали вылезать давно забытые детали, некоторые из которых, как я чувствовал, задевали меня…

Вот образ знакомого мальчишки, соседа по подъезду, который пристаёт ко мне в подворотне и требует, чтобы я снял шнурки со своих кроссовок и отдал их ему. И я гляжу на него с недоумением и удивлением, не понимая, шутка это или нет. А тот выглядит абсолютно серьёзно и только настойчиво говорит о том, что они ему нравятся, и он их хочет забрать себе. Досада и унижение…

Четыре сотни…

Вот образ другого мальчишки, из моего класса, Олег. Олег стоит передо мной и уже готов рыдать. Из носа у него течёт кровь, губы дрожат, а во всём виноват я — врезал ему за то, что тот сказал, что я влюбился в Иру… Так ему и надо… И внутри кипят праведный гнев и обида за то, что меня раскусили…

Пять сотен…

Вот образ стройной девушки с ровными длинными волосами по пояс, в очках в тонкой металлической оправе. Она смотрит на меня вопросительно, ожидая, когда я ей отвечу на вопрос. Но мне не до её английского языка — голова кружится и полна непонятных юношеских фантазий. Краснею…

Шесть…

Вот образ другой девушки, моей студентки, которая сидит на второй парте и слушает меня с открытым ртом и широко открытыми глазами, в то время, как большая часть потока читает газеты или слушает музыку. Вдохновение и радость…

Когда я дошёл до восьмой сотни событий, то понял, что больше вспомнить уже не в состоянии, да и просто уже утомился и обессилел, но при этом как будто возрождён. Голова после такой серьёзной работы сладко гудела. На часах уже три ночи, Миша давно лёг спать. Наслаждаясь этим своим состоянием, я подготовил кровать, лёг и, немного поворочавшись, занятый мыслями о новом опыте в своей жизни, погрузился в сладкий тягучий сон. Все проблемы, терзавшие меня эти дни, отступили.

Но во сне меня ждал неприятный сюрприз. Я сковырнул своё прошлое, и те эпизоды, которые я сам загнал вглубь, пробудились и не преминули напомнить о себе.

Я шёл по университету, как раз с занятия, когда зазвонил мобильный телефон. Я взял трубку, не глядя на то, кто звонит.

  • Алло.

По ту сторону трубки тишина.

  • Алло. Кто это?
  • Привет, — наконец раздаётся робкий голос Наташи, и сердце сразу же сжимается. Она?
  • Привет, — осторожно отвечаю я.
  • Как дела?
  • Да ничего, ничего. Вот с лекции иду, — спокойно продолжаю я.
  • О! Ты всё ещё в вузе? — удивляется она.

А я тем временем останавливаюсь у главной лестницы, облокачиваюсь о перила и стою, разговариваю, глядя на то, как толпы студентов снуют то в одну сторону, то в другую. Этакое Броуновское движение.

  • Да, всё ещё в вузе. А ты как? Чем занимаешься? — из вежливости спрашиваю я.
  • У меня всё хорошо. Работаю в фирме одной…
  • Это здорово! — дежурно отвечаю я, стараясь не выдавать волнения от того, что говорю с ней.

Я не разговаривал с ней уже больше года. Последний наш разговор она мне рассказала о парне, с которым на тот момент встречалась и надеялась на длительные отношения, чем вызвала у меня прилив депрессии. После того разговора я решил больше с ней не общаться. И вот теперь я, плюнув на своё решение, отвечаю ей, но стараюсь себя не выдавать.

  • Рома, я тебе, на самом деле, звоню, потому что ты мне очень дорог.

Я молчу, ожидая продолжения.

  • Нас с тобой многое связывало и мне всегда казалось, что мы можем остаться очень хорошими друзьями.

После такого не остаются…

  • В общем, у меня свадьба пятнадцатого июня. Я была бы тебе очень признательна, если бы ты пришёл.

Ведро ледяной воды. Я стою промокший с головы до пят, а подо мной лужа, которая стекает тонкими ручейками по лестнице и капает на людей, идущих по тротуару, где-то далеко, внизу.

  • Ты придёшь?
  • Наташа, я в этот день очень занят, так что не смогу. Но спасибо за предложение и долгих лет жизни вам обоим, — выпаливаю я, стараясь сдерживать эмоции.
  • Очень жаль, — отвечает она. — А я думала…

Нет, ты, наверно, не думала…

Я кладу трубку, убираю мобильник в карман брюк и, раскинув руки в стороны, смотрю на город у моих ног.

Вдох.

Выдох.

Шаг вперёд.

И вот я уже лечу вниз с крыши пятиэтажного дома.

Но полёт не заканчивается, как этого мог бы ожидать человек, изучавший физику, а удлиняется, при этом ускоряясь. Всё внутри сжимается, а я сам, кажется, превращаюсь в маленькую точку, летящую сквозь пространство и время.

Я проснулся посреди ночи, перевёл дыхание, отряхнул голову от неприятных воспоминаний и уснул опять, в этот раз крепко и до самого утра.