Побег

Прошло ещё пара недель. Я, наконец, засел за написание программы. Цели, задачи, миссия организации — всё, как полагается, всё, как учили в университете на третьем курсе в курсе управления организациями, которого, впрочем, я уже практически не помнил. Продвигалось это дело вполне приличными темпами, но я стал жутко уставать от окружающей обстановки. Я понял, что засиделся, и мне жутко хочется встретиться с друзьями. Точнее говоря, меня заела тоска и отсутствие нормального общения: всё-таки с клонами Алексея Алексеича говорить было не о чем, а сам он был слишком занятой, да и не такой интересный и развитый собеседник, как, например Игорь, Дима… или тем более Кирилл. Кроме того, что-то внутри меня подсказывало, что назревают какие-то неприятности, и пообщаться с ними не помешало бы.

На мои просьбы связаться и встретиться с друзьями Алексей Алексеич отвечал категоричным отказом.

  • Ноу вэй! Встречаться с ними небезопасно… А эта контра Игорь так вообще нас всех выдаст, — в своём стиле обрезал он. — Энивэй, покидать «.» тебе категорически запрещено. Да, это у тебя и не получится сделать, даже если ты очень сильно постараешься.., — заявил он, не вдаваясь в пояснения.

Никакие доводы на него не действовали, и я понял, что его не переломить в этом вопросе. Однако, я не успокоился и решил, что надо выбраться наружу, чего бы это мне ни стоило. В течение недели я изучал, кто может покидать «.», и как можно теоретически выбраться из здания. Я сдружился с охранниками, разговаривал с Мишей, с Наташенькой и Ирочкой, пытаясь вытянуть хоть какую-нибудь информацию, и выяснил, что кроме Босса, Ирочки и нескольких человек из отдела безопасности (с которыми я не был знаком), никто здание не покидает. Впрочем, судя по рассказам, сделать это было не очень сложно — хотя территорию окружал высокий забор, в одном месте, совсем рядом с ним, росло дерево, с которого при должной сноровке можно было перебраться на ту сторону. Единственная проблема заключалась в том, чтобы выбраться из здания, а это можно было осуществить только через главный вход, за которым бдительно, денно и нощно следили охранники.

Собрав информацию, я решил бежать. Я выяснил, в какие дни в ночную смену работает пожилой охранник Сергей Михалыч, и решил действовать. Возможно, Сергей Михалыч днём лёг бы спать, чтобы набраться сил и выйти свежим на ночное дежурство, но в тот день ему не повезло — я не дал сомкнуть ему глаз ни на минуту — всё время с самого утра и до одиннадцати вечера я терроризировал его своими вопросами и рассказами, выдавая шуточки и истории из своей жизни на этой и других линиях. Разговор настолько увлёк Сергея Михалыча, что он даже забыл о том, что ему надо бы поспать. Поэтому уже к концу дня он потихоньку начал засыпать.

Ночью, когда весь комплекс вместе с Сергеем Михалычем погрузился в мирный, размеренный сон, я встал с кровати, тихо оделся, стараясь не шуметь, открыл дверь своей комнаты и вышел в коридор.

Темно и абсолютно пусто, ни души. Из окон в конце коридора на унылый паркет и выкрашенные монотонные стены (которые при таком освещении кажутся серыми) льётся белый лунный свет. Мир как будто представлен в градациях серого. Выход из комнаты у меня всегда был свободный, поэтому такое зрелище было не в новинку — я несколько раз прогуливался по спящему корпусу и наблюдал, как каждую такую ночь мир теряет свои цвета.

Особенно не тратя время, но и не спеша, я выдвигаюсь по направлению к лестнице, а уже по ней — вниз. Один пролёт, другой пролёт.., и вот я уже внизу, около входа, рядом с проходной. Слева от меня — будка в которой под работающий телевизор, показывающий реслинг по 2×2, запрокинув голову, похрапывает Сергей Михалыч. Дверь, как и ожидалось, заперта на массивную металлическую задвижку. Подкравшись к ней, тихо, чуть надавливая, тяну в сторону. Идёт со скрежетом, но охранник как спал себе, так даже частоту храпа не меняет. Открываю, и меня с распростёртыми объятиями встречает свежий ночной хвойный воздух.

Темно, ни одного фонаря на улице — только свет половинки луны робко указывает дорогу. Выхожу, осматриваюсь, ищу своё дерево. На улице на удивление пусто, даже никаких часовых нет. Может быть, это для конспирации?

Прохожу по направлению к забору, ступая по влажной траве в поисках дерева. Подхожу к забору. Забор бетонный, высокий, с выпуклыми квадратиками — советский стиль. Сверху — колючая проволока. Оглядываюсь по сторонам и вижу то самое дерево. Подхожу к нему. Это тополь с маленькими веточками по бокам — все крупные, наверно, специально обрубили, чтоб не лазили. Но вскарабкаться можно — надо только делать это осторожно и осознанно.

Цепляясь за хрупкие ветки, прижимаясь к стволу, несколько раз чуть не срываясь вниз, забираюсь. Осторожно перебираюсь на верхушку забора, перешагиваю через проволоку. Но таки нечаянно цепляюсь, рву штанину и царапаюсь. Тем не менее перелезаю и спрыгиваю, ухватившись за край забора. По дороге к земле ставлю синяк на коленке. Но оно того стоило!

Здравствуй свобода!

Не ускоряя шага, не срываясь на бег, но с неспокойным сердцем пробираюсь сквозь заросли в поисках дороги и какой-нибудь цивилизации. Потратив на путешествие по тёмному и несколько пугающему лесу около десяти минут (кажется, я даже видел то ли дикую собаку, то ли волка), я наконец добираюсь до просёлочной дороги и, сообразив, куда мне дальше идти, иду по ней в сторону города.

Эйфория! Свобода! Никаких больше стен и решёток на окнах! Прекрасное чувство!

Не прошло и пяти минут, как мне на встречу выехал микроавтобус Volkswagen. Я бросился его тормозить, размахивая руками, особенно не соображая что происходит и чем мне может грозить его остановка, просто радуясь тому, что я нашёл хоть какие-то признаки цивилизации. Я был рад, что выбрался из своей темницы и почему-то думал, что мне ничего больше не угрожает.

Микроавтобус остановился, двери открылись и в мою сторону выскочили люди в чёрных масках с калашниковыми.

  • Кругом, руки за спину, — заорал один из них, стоящий ближе всех ко мне, тыкая в меня стволом.

Шок!

Вот тебе и свобода!

Понимая, что сопротивление бесполезно, нехотя, в абсолютном упадке сил, я повернулся к нему спиной, и практически сразу же мне на голову нацепили чёрный грубый мешок, пропахший рыбой (из-за чего меня по началу подташнивало), а кисти рук жёстко сковали наручниками за спиной, да так, что метал как будто впился в кости. После этого меня грубо затолкали в машину, треснув пару раз под рёбра чем-то твёрдым, и усадили на жёсткую скамейку. Раздался рёв мотора, машина тронулась и меня начало дёргать в разные стороны из-за кочек на неровной дороге.

  • Попался, голубчик, — довольно проговорил какой-то мужчина, сидящий напротив меня. — Всех на уши поставил, гад! Но теперь ты от нас не убежишь.

А я сидел и уже мечтал о том, чтобы оказаться в «.», в своей комнате, чтобы всё это просто оказалось неприятным сном. Мысль о том, чтобы перескочить на другую линию, пришла мне в голову, но осуществить её не получалось — я никак не мог сконцентрироваться из-за давящих наручников, мешка на голове и тряски. Я даже не был в состоянии взглянуть на свои руки, чтобы лучше себя осознать.

  • Не спать, — сунул мне кто-то кулак в живот.

Я в ответ согнулся пополам от боли.

  • Не спит, — явно улыбаясь, самодовольно заметил тот же человек.

Какая-то апатия и полное равнодушие напали на меня. Стало пусто и при этом совершенно всё равно. Почему-то тот факт, что меня похитили, побили и везут чёрт знает куда, меня перестал заботить. В какой-то миг показалось, что всё это несерьёзно и совершенно несущественно. Показалось, что, чтобы со мной ни произошло, я всё равно останусь в живых… Не знаю, как, но останусь…

И вот мы, наконец, куда-то приехали — машину пару раз тряхнуло, после чего она остановилась.

  • Вставай, — грубовато приказал тот же голос и поднял меня за локоть. — Шагай, — и повёл из машины.

В машине я успел отогреться, и теперь на улице мне было холодновато. Под ногами чувствовалась твёрдая земля, посыпанная мелкими камушками, хрустящими при каждом шаге. Из-за мешка с рыбьим запахом на голове никаких запахов вокруг себя я не чувствовал. Разглядеть, куда мы приехали, тоже не было никакой возможности — слишком плотная ткань и ни дырочки, да и слишком темно вокруг.

  • Вперёд, — приказал мне всё тот же голос.

Идти в таком состоянии было крайне непривычно, неудобно, да и страшно — руки закованы за спиной, глаза ничего не видят. Ориентироваться в пространстве приходилось на слух и на ощупь. Меня издевательски протолкали в нужном направлении дулом автомата в спину, пока я не натолкнулся на металлическую дверь. После этого меня взяли за руки за спиной, и чуть их подняв, что заставило меня согнуться почти пополам, направили внутрь. Дальше мы прошли в тёплое помещение и, повернув налево, прошли по коридору, а там — куда-то вниз, по ступеням, по которым я чуть ли ни слетал, спотыкаясь, удерживаемый лишь своим поводырём за руки.

Наконец меня усадили на жёсткий пластиковый стул и сняли мешок с головы. Прямо в глаза светила лампа, и человека, сидящего за ней видно не было. Я стал щуриться и отводить взгляд в сторону. Успел разглядеть, что сзади меня, у двери стоят двое «масок» с калашами.

  • Что ж, Роман Юрьевич, вот мы и встретились, — проговорил подслащённый голос за лампой с явно деланной улыбкой.
  • Кто вы?
  • Меня зовут Евгений Александрович. Но вы меня можете называть так, как и многие другие, знающие меня — «Муравей».
  • Муравей? Что за странное прозвище? — Я уже потихоньку начал различать контуры человека за лампой, но пока не мог его идентифицировать.

Он резко убрал лампу, а сам отвалился в мягкое кресло за столом. Комната стала постепенно проявляться: сквозь засвеченные пятна на глазах проступал корпоративный стиль «.» — крашенные зелёным стены, паркетный пол, подвальное помещение. Только именно в этом я ещё не был. Впрочем этот стиль «.» был взят ещё от государственных учреждений советских времён, так что я вполне мог находиться, в каком угодно другом бывшем совковом здании. Можно было бы допустить, что нахожусь в «.», если бы не та агрессия, с которой ко мне относились и не та угроза, которая повисла в воздухе комнаты.

Мой собеседник достал толстую тёмную сигару, лёгким движением руки обрезал кончик ручной гильотинкой, затем — взял длинные толстые спички, зажёг, немного подождал, когда разгорится, и поджёг сигару, быстро затягиваясь и выпуская густые клубы дыма вбок.

Черты моего собеседника теперь были хорошо различимы. Он был полноват, с крючковатым носом и тонкими губами, абсолютно лысый, с неровным черепом. Он много улыбался словно чеширский кот.

  • Был один случай с человеком, не хотевшим подчиняться моим приказам и последовавшим за этим муравейником… Кажется, с тех пор меня стали называть муравьём… Я не возражаю. И, кстати, могу продемонстрировать, как получил это прозвище, — он подмигнул.

Я осторожно сглотнул слюну, представляя себе во всех красках сцену с муравейником… И мне жутко захотелось в этот момент оказаться в своей комнате, в «.». Я попытался зажмуриться и представить себя в кровати под одеялом, но ничего не произошло.

Муравей рассмеялся.

  • Роман Юрьевич, что вы делаете? Пытаетесь меня уничтожить силой мысли?! Но зачем же?! Я пока ничего вам не сделал. А будете себя хорошо вести, мы с вами даже встречаться больше не будем…

Я открыл глаза и поглядел на него с некоторым непониманием.

  • Что вы от меня хотите?
  • Всё очень просто, — заулыбался неискренней улыбкой Муравей. — Нам нужно знать, где находятся заговорщики…
  • Какие? — изобразил я удивление.
  • Нас интересует организация, называющая себя «.».
  • Я не знаю такой организации, — категорично заявил я.
  • Какая досада, — изобразив неправдоподобную грусть на своём лице, ответил Муравей. — А я думал, мы с вами обойдёмся без применения вот этого курительного набора… — он показал на гильотинку и спички, лежащие на столе.
  • Но я действительно ничего о них не знаю! — С нескрываемым страхом в голосе врал я.

Муравей расплылся в улыбке, упиваясь моим страхом, и начал сверлить меня взглядом.

  • Тогда скажите, пожалуйста, где вы жили последние пять месяцев?
  • У друга.
  • Как его имя и где он живёт? — более резко спросил он.
  • Да какая разница?! Я ничего не знаю и ничего не скажу! — решительно объявил я, а у самого сердце уже постепенно приближалось к пяткам…

Муравей ничего на это не ответил, а только затянулся поглубже своей сигарой, измеряя меня взглядом. После небольшой паузы он встал и решительно подошёл ко мне, чем меня напугал ещё больше. Затем он достал свою гильотинку и, наклонившись к спинке стула, засунул указательный палец моей правой руки внутрь. Держа его таким образом, он надменно посмотрел сбоку мне в лицо, не выпуская сигару изо рта и улыбнулся:

  • А сейчас?

Пот выступил у меня на лбу. Перспектива лишится пальца меня жутко пугала, но я не хотел предавать «.».

  • Считаю до трёх, — всё так же приторно улыбаясь проговорил Муравей.
  • Я ничего о них не знаю, честное слово!
  • Раз.
  • Зачем вы это делаете? Разве вы не видите, что я просто жертва обстоятельств? — запричитал я.
  • Два, — он чуть чуть сдавил мой палец и, кажется, немного порезал его.
  • Ладно-ладно! Не надо, пожалуйста! — закричал в панике я. — Я расскажу, что знаю, только не надо палец…

Муравей улыбнулся ещё шире чем ранее, но теперь уже доброй, отеческой улыбкой.

  • Вот видите, Роман Юрьевич, — самодовольно заключил он, вытаскивая мой палец из гильотинки, — я даже не потратил и десяти минут, а вы уже раскололись…

Он нагнулся ко мне за спину, зажав сигару между пальцами, отчего у меня снова сжалось сердце, но неожиданно для меня расстегнул наручники, после чего вернулся на свой место, плюхнулся в кресло и кинул наручники на стол, посасывая сигару правым кончиком рта. Я сидел, глядя на него с непониманием, потирая места, в которые впивались всё это время наручники.

  • Вам повезло, что мы первые добрались до вас. Если бы до вас добрались рыбинские прикормыши, то кто-нибудь, находящийся на моём месте, пошёл бы и дальше…

Голова слегка поплыла, а по сердцу разлилось успокоение.

  • Алексей Алексеич не зря же говорил вам о том, что покидать «.» категорически запрещается, да и невозможно это. Ваш выход наружу может поставить под угрозу нас всех. Поэтому я прошу вас больше так не делать, — он широко улыбнулся, наклонился ко мне и в упор посмотрел, по-отечески добавив: — Вы меня понимаете?

Я закивал.

  • Вот и славно.

Пауза.

  • И придумайте на всякий случай какую-нибудь более правдоподобную и связную легенду о том, где вы были эти 3 месяца… Впрочем, это, конечно, неважно — она вам всё равно не поможет…

Ещё пауза.

  • А теперь можете идти.

Я встал со стула и неуверенными шагами, на трясущихся ногах, направился к выходу из комнаты мимо «масок», которые явно смотрели на меня со злорадством.

Чувства были смешанные: с одной стороны я был рад, что всё это оказалось просто показательной поркой, а с другой — мне было жутко досадно от всего произошедшего, было ощущение, будто меня только что изнасиловали. Но, что характерно, где-то внутри меня пуще прежнего проснулся бунтарский дух, и я уже знал, что точно выберусь наружу и встречусь с кем-нибудь из своих… Только нужно время и больше смекалки…