В один из дней на исходе лета мы с Кириллом собрались в очередную поездку к заливу.
Кирилл приехал за мной как всегда на своём серебристом Форде «Focus GT». Выглядел он в этот раз нахмуренным и задумчивым. По дороге мы особенно не разговаривали, только слушали альбом «Presence» Led Zeppelin. На все мои вопросы о том, почему он такой хмурый, Кирилл только отмахивался фразами типа: «потом расскажу» и «неважно». Я не мог не обратить внимание на некоторые произошедшие с ним перемены: машину вёл он достаточно резко, ехал не особенно обращая внимание на остальных участников движения, насупившись, но иногда отпускал резкие замечания из разряда: «Вот, мудак! Побибикай мне ещё тут!» У него явно что-то случилось, но что именно пока было неясно.
Когда мы приехали к заливу, он достал из кармана две Доминиканские сигары, гильотинку и спички. Одну сигару протянул мне. Мы их обрезали и закурили. Вообще я не курю, но сигары иногда пробую. Их дым ненужно вдыхать в лёгкие, надо наслаждаться его вкусом, и перемешивать его с чем-нибудь сладким на фоне каких-нибудь философских бесед. Это меня прельщало в процессе курения сигар.
Погодка была не из лучших — серенькие тучки плотно закрыли небо, силясь выдавить из себя капли дождя. Слабенький ветерок колыхал камыш и наводил рябь на воде. В общем, был конец питерского лета.
- Ты когда-нибудь задумывался о выражении «вторая половинка»? — неожиданно спросил меня Кирилл, после первой затяжки, и я понял, что сейчас пойдёт одна из тех философских бесед, которые меня иногда доводили до сумасшествия.
- А чего над ним задумываться?
- Ну, ты же, наверно, ищешь себе кого-нибудь, кто смог бы заполнить душевную пустоту, кто смог бы быть с тобой?
- Ну, может быть, — неопределённо ответил я. — Наверно, все так делают, нет?
- И как?
Я нахмурился.
- Пока особенно не везло. Была у меня одна девушка, от которой я был без ума, но, к сожалению, ничего не получилось…
- Она была твоей второй половинкой?
- Не знаю… Я думаю, что половинок много в мире. Возможно, она была просто одной из них…
Я задумался. Перед глазами робко начали всплывать эпизоды из моего прошлого, но Кирилл не дал им вылезти на поверхность.
- А я думаю, — нагло прервал он паузу на самом интересном месте, — что это всё просто неправильная интерпретация.
- В смысле? — откровенно не понял его я.
- В том смысле, что вторая половинка человека находится не снаружи, а внутри. Просто все люди неполноценны, их энергетические тела, скажем так, разделены. Когда говорят о поисках второй половинки, то на самом деле говорят о восстановлении своей сущности, восстановлении целостности за счёт поисков внутренних, а не внешних. Люди же в массе свей ленивы и вопросами самосовершенствования не занимаются, поэтому склонны любые глубокие фразы воспринимать поверхностно.
Эта мысль меня озадачила. Кирилл умел вывернуть всё наизнанку и найти что-нибудь совершенно нестандартное в тех местах, в которых обычно никто не ищет. Именно такими выкрутасами он меня обычно и вводил в ступор.
- А с чего это ты вообще завёл такой разговор? — спросил я.
- Да, так… — ответил Кирилл, пожав плечами, и сделал очередную затяжку.
Моя сигара шла медленно и неохотно, а вот он свою выкуривал достаточно быстро.
Мы немного помолчали. Я думал, какой бы выпад сделать, пытался понять, о чём он думал, но в голову ничего толкового не приходило — только мысли о его расставании с кем-то — он явно был хмур не просто так.
- Но есть же животные инстинкты, стремление к размножению, к поиску второй половинки… Отсюда и это самое выражение, — наконец придумал я.
- Поиски идут не второй половинки, а самочки для спаривания, — хладнокровно отбросил Кирилл. — Но происходит оно всё как раз из-за внутренней неполноты.
Я почувствовал, что Кирилл замахнулся на самое святое: на любовь, а просто так подобные выходки мне оставлять не хотелось.
- Ты этой своей фразой отмахиваешься от самых прекрасных вещей в жизни! — недовольно заявил я. — Ты же от любви отмахиваешься, от романтики, от первого свидания, от первого поцелуя…
Кирилл усмехнулся и посмотрел на меня с грустью в глазах.
- Любовь? Кому нужна твоя любовь? Когда она приводила к чему-нибудь хорошему? Всегда только к могиле… Любовь — дешёвка! Жизнь бесценна!
Такими безапелляционными фразочками, своей самоуверенностью, Кирилл меня просто раздражал. Произносил он это так, будто я маленький ребёнок, ничего не смыслящий в жизни, а он — опытный, пожилой человек, который уже всё повидал на свете. Ну, не глупость ли, слышать подобные вещи от депрессующего двадцатисемилетнего парня?
- Если твоими словами говорить, то всё тлен, всё в этом мире пусто и не имеет смысла, всё ведёт к смерти. Почему ты тогда именно на любовь бросаешься? Набрасывайся на деньги, на власть…
- Зачем? — Кирилл говорил очень спокойно. Казалось, то, что он меня задевает, его никак не касается, возможно, он это даже делал специально. — Человек не должен быть ни к чему привязан. Привязанность к любви – одна из сильнейших. У тебя она ведущая. Ты особенно не привязан ни к деньгам, ни ко власти, ни к вещам… Точнее к вещам ты привязан, но не так, как к любви. К любви, к своей старой любви, ты привязан настолько, что не можешь ног своих от земли оторвать. И это нужно исправлять.
Он взглянул мне в глаза, улыбнулся и опять затянулся. Сигара его уже была похожа на один из тех обрубков, которые ковбои в спагетти-вестернах всё время держат между зубов.
- С какой стати мне это делать? Может, мне и так нравится, — возмутился я в ответ.
- Может, — он дёрнул правым плечом. — Но, во-первых, как ты, наверно, знаешь, за любым временем счастья наступает время грусти и печали, во-вторых, отсутствие привязанностей не означает отсутствие чувств или вообще отсутствие жизни… а, в-третьих, пока ты привязан к чему бы то ни было или кому бы то ни было, ты не сможешь быть свободным. А ты должен быть свободным!
- Свободным? А ты-то что знаешь о свободе? — бросил я.
На это уже Кирилл задумался. Причём так глубоко, что на какое-то мгновение мне показалось, что передо мной не двадцатисемилетний парень, а трёхсотлетний старик, только хорошо сохранившийся… Впрочем видение это предстало перед моими глазами лишь на мгновение. После этого Кирилл пришёл в себя и, снова улыбаясь, ответил:
- Я знаю о свободе практически всё. Я практически и есть свобода. Я обрёл её сам и могу помочь тебе, если ты кое-что для меня сделаешь…
Как всегда, категоричное заявление! Это, оказывается, меня надо лечить и исправлять, а не его…
- А с чего ты решил, что я хочу этого? Может, я наслаждаюсь своей жизнью, и мне нравится цепляться за жизнь, как я это делаю сейчас?
- Ты же сам всё понимаешь и знаешь, — несколько устало выговорил он. — Ты хочешь быть свободным – такова твоя картина мира. А всё, что ты мне сейчас втираешь – только лишь бред, вызванный твоим чувством собственной важности. Всё из-за того, что ты нейтральную мысль, высказанную мной, воспринял как личное оскорбление.
Я надулся и не отвечал, уткнувшись в свою сигару. Вкус у неё был достаточно мягкий, но дешёвый. Я уже знал, что от неё будет не самое приятное послевкусие, особенно завтра утром.
- Всё, что я от тебя прошу взамен – это передать следующую фразу: «Если создатели создали вселенную, то кто же создал создателей?»
Я взглянул на него, оценивая степень его адекватности, и, посмеиваясь, спросил:
- Чего? Какие ещё создатели? Ты о чём это? Кому мне этот бред надо передать?
Кирилл только хитро улыбнулся и ответил:
- Неважно. Но обязательно передай её, не забудь!
И аккуратно положил сигару на землю — он их никогда не тушил, объясняя это тем, что к графиням-сигарам нельзя относится так же, как и к дешёвкам-сигаретам — к ним надо относиться с уважением, и уважать не только их жизнь, но и их смерть. Их нельзя тушить — им надо дать самим потухнуть. Кирилл в некоторых вещах противоречил сам себе…
Моя злость на Кирилла прошла совершенно незаметно. Я смотрел на небо, на то, как тучи важно ползут гуськом по небу, на то, как на темнеющем небе потихоньку проявляются вкрапления звёзд, будто пятна проступают на засвеченной фотоплёнке. Я вдыхал свежий прохладный воздух полной грудью и наслаждался тем, как он движется до самого дна моих лёгких. Я прислушивался к щебетанию птиц и звуку волн. На душе разлилось спокойствие и удовлетворение. Мне стало хорошо от мысли о том, что я всё ещё существую. В этот момент я действительно ощутил, что ни от чего не завишу, ни к чему не привязан и полностью свободен. Я знал, что жизнь без привязанностей существует, и что она прекрасна, и что даже любить можно, не привязываясь ни к кому и ни к чему. Это чувство, это знание, нравилось каждой клеточке моего тела. И каждая клеточка моего тела была согласна с тем, с чем до сих пор не была согласна ни одна клеточка моего мозга — с тем, о чём говорил Кирилл.
Мы ещё долго молча сидели и смотрели на тучи и небо… Лишь, когда небо совсем потемнело, мы решили дёрнуть назад в город. Кирилл, казалось, несколько очистился и уже был более весёлым. По дороге назад мы уже слушали «Houses of the Holy».