Моя депрессия была безгранична. Несколько дней я сидел дома и никуда не вылезал. Я даже не заметил, как вся страна встретила и отпраздновала Новый Год. Я плюнул на репетиции — играть абсолютно не хотелось, всё равно музыка шла как будто из-под палки. Я уже чувствовал, что группа близка к развалу. Но что я мог поделать? Руки сами опустились, поднять их не удавалось, да и не было ни малейшего желания. Я понял, что ничего у меня никогда не получится, и жизнь моя ни черта не стоит… Рома с Димой, как будто специально исчезли из моей жизни, оставив меня один на один с депрессией. Стали посещать мысли о самоубийстве. Я потерял всякую надежду на осуществление своей мечты…
Только потребность в еде заставила меня однажды выйти из дома и прогуляться. Совершенно неожиданно меня потянуло в сторону метро, и я решил не противиться этому позыву, который в итоге привёл меня к странному человеку…
Внешне он выглядел очень интеллигентно и даже благородно. Ему, наверно, уже было сорок — сорок один год, но седина в волосах всё ещё только начинала расцветать. Брови были чёрные и густые, нос прямой, практически римский, губы узкие, глаза — тёмные. Но при всём при этом у него был абсолютно потухший взгляд (наверно, даже ещё более потухший, чем у меня), лицо не выражало никаких эмоций. Казалось, что он потерял что-то очень важное, что-то внутри себя. Теперь с этой потерей, его уже ничто больше не интересовало, не волновало и не держало в этом мире. Голос у него был абсолютно сухой, не выражающий эмоций, но уверенный. Даже самоуверенный.
- Как, как Вы сказали? — переспросил я, слабо веря своим ушам.
- Сто тысяч долларов.
- А что от меня требуется?
Я не доверял этому человеку… Мало ли, что он хочет сделать. Тем более с таким взглядом… Людей с таким взглядом ничто не в силах остановить. Такие люди наиболее опасны для общества, так как ни от чего не зависят и ничего не желают. Кажется, в этом человеке я увидел себя, и меня это испугало. Однако три ключевых слова: «сто», «тысяч» и «долларов» — включили во мне некоторую надежду на возможное светлое будущее.
- Помочь мне в одном небольшом деле, о котором я Вам расскажу на месте, если Вы, конечно, примите моё предложение… — он улыбнулся губами, не меняя своего усталого взгляда.
«Вы» он произносил с особым почтением, но без напора. Я последовал его примеру:
- То есть Вы предлагаете мне согласиться сделать то, о чём Вы мне не можете рассказать?
Он еле заметно кивнул, чуть прикрыв глаза.
Я пытался, оценивая его взглядом, понять, чего же мне ждать от этого странного человека, однако сделать этого не удалось — перед ним как будто был выстроен какой-то непроницаемый барьер. Я попытался было прислушаться к своим чувствам, как учил Кирилл, чтоб понять, не ждёт ли меня что-нибудь нехорошее от этой «сделки», но собраться никак не получалось — такое ощущение, будто меня кто-то сильно и настойчиво отвлекал. Панически пытаясь взвесить все «за» и «против» для того, чтобы принять правильное решение, я стоял и смотрел на этого человека, пытаясь найти хотя бы какую-нибудь подсказку. Но подсказки не было. Ни от человека, ни от проходящих мимо людей, ни от меня самого.
Однако в голову мне пришла очевидная мысль: я излишне боюсь за свою жизнь, цепляюсь за неё, хотя совсем недавно уже вроде бы смирился с тем, что ценность её равна нулю. На лицо был некоторый парадокс…
Несмотря на всю сложность и неоднозначность ситуации, несмотря на отсутствие какой-либо информации, несмотря на все риски, я всё-таки решился:
- Я согласен.
- Отлично. Тогда следуйте за мной.
Квартира его была вся увешана различными плакатами на тематику убийств и самоубийств. Стены были светло жёлтыми. Освещение – тусклое. Полы – из тёмного дерева. Под специальным фонарём, слева от входа в квартиру, висела картина, вызвавшая во мне смешанные эмоции: на ней печальная и красивая девушка с томным взглядом и косой чёлкой чёрных волос медленно просверливала себе дырку в голове ручной дрелью. В квартире стоял запах сандаловых палочек. Вся обстановка навевала кучу негативных эмоций. Меня удивило, как этот человек мог жить в такой квартире. Я бы выпрыгнул из окна уже на утро, после ночи проведённой в таком интерьере.
- Раньше, когда я был маленьким, – начал, по-видимому, оправдываться мой новый знакомый, – я воспринимал самоубийство как месть кому-либо: Вот я вам покажу! Вот меня не станет, и вы все пожалеете!, — он стиснул кулаки, показывая, как он им покажет. — Слишком любил себя и считал себя важным, по-видимому. Сейчас я стал серьёзней.
Он на секунду задумался, после чего продолжил:
- Самоубийство – это не метод мести, а возможность решения проблем. Так всегда было и везде. Люди кончали жизнь самоубийством для того, чтобы не забивать себе голову поисками методов решения проблем. В Японии, например, самураи кончали жизнь самоубийством для того, чтобы смыть позор с себя и своей семьи.
Он посмотрел на меня испытующе, ожидая, как же я отреагирую на его слова. Я не показывал своего смятения, слушал внимательно, не отводя взгляда и, кажется, даже не моргая.
- Есть, правда, люди, которые к суициду относятся безответственно – для них это всего лишь «показуха». Такие люди просто так и не выросли: они на самом деле не хотят умирать – им хочется, чтобы проблема решилась сама собой (будь то любимый человек вернулся или долги исчезли). Эти люди не станут себе откусывать язык, когда у них руки связаны, как это, например, делали воины ниндзюцу. Они не перегрызут себе вены, когда под руками нет острых предметов, они не повесятся на своём нижнем белье, когда нет верёвки, они не просверлят себе голову ручной дрелью, когда под рукой больше ничего нет. Эти люди всё делают красиво, торжественно, так, чтобы другие увидели и ужаснулись, захотели что-то изменить. Если вены, то только бритвой и поперёк, а не вдоль, как надо. Если вешаться, то только на верёвке с плохо завязанным узлом. Они дилетанты, ничего не понимающие в этом искусстве.
Искусство? Первый раз в жизни я слышал о таком отношении к простому процессу лишения себя жизни. Нехорошие чувства прокрались в моё сердце.
- И много раз Вы пытались покончить жизнь самоубийством? — попытался отшутиться я, но мой собеседник воспринял вопрос на полном серьёзе.
- С жизнью кончают только один раз, Игорь, — наверно, я сказал ему как меня зовут по дороге к нему домой. Не помню. — Больше быть не может ни при каких обстоятельствах. Я всё ещё жив.
Я решил, что продолжать эту странную дискуссию не стоит, и постарался подвести его к цели нашей встречи.
- Так Вы говорили, что готовы выделить мне сто тысяч долларов, но при каком-то условии…
- Да, – голос его стал сразу же формальным и жёстким, мы прошли в комнату с белыми стенами, он уселся в чёрное кожаное кресло с идеальными квадратными сторонами, завалив ногу на ногу, сверля меня своим взглядом. – Садитесь, — указал на такое же кресло напротив.
Я сел.
- Я дам вам сто тысяч долларов при условии, что вы поможете мне покончить жизнь самоубийством.
Шок!
Как к этому отнестись?
Я начал лихорадочно соображать, что же на это сказать, но слова не склеивались в предложения, а только беспорядочно рассыпались. Я вскочил и, морщась, стал смотреть по сторонам. Мною овладела паника. Я готов был убежать из его квартиры.
- Это ваш шанс, – не дожидаясь момента, когда я окончательно двинусь или смогу наконец выдать из себя что-то более-менее вразумительное, сказал мой собеседник. – Если вы откажитесь, то я выйду на улицу и найду без особых проблем того, кто согласится мне помочь и за меньшую сумму. Хотя, – с небольшим пренебрежением добавил он, – деньги для меня тут не играют никакой роли. Я могу достать любую сумму.
Голос его действовал на меня гипнотически. Когда он говорил, я отключался от мира, моё воображение, явно рисовавшее до того кровавые сцены, засыпало.
- Мне просто показалось, что из всех людей вокруг вы-то меня можете понять как никто другой.
Я сел назад в кресло. Мой сжатый и сухой голос только и выдал:
- Зачем вам я?
- Дело в том, что мне нужно всё сделать в виде особого ритуала, — спокойно продолжал человек, успокаивая моё распаниковавшееся сознание своим спокойным голосом. — Детали вас ни в какой мере не касаются, это только моё дело. Вы просто должны будете в определённый момент отрубить мне голову.
Взгляд его был умиротворённый, и говорил он так, будто мы разговаривали о погоде. Это меня окончательно успокоило, и я уже стал относиться к этой идее значительно проще.
- Видите ли, – собрался я, наконец, с мыслями – дело очень деликатное, может потребовать от меня различных неприятных и непредвиденных расходов, может потянуть за собой различные последствия.
- Я вас прекрасно понимаю, — кивнул человек. — Но уверяю вас, что мы сделаем всё так, что никто не узнает о вашей помощи мне.
Я задумчиво закивал и продолжил:
- Всё равно, вы должны меня понять: мне ни разу не приходилось никого убивать до этого.
- Рассматривайте это не как убийство, а как помощь мне, — уверенно, но при этом с лёгкостью проговорил человек. — Дело в том, что, если вы этого не сделаете, то я буду умирать долго и в муках, в течение нескольких часов. Ваша же помощь избавит меня от этих мук.
- Тем не менее, это для меня впервые… Поэтому…, — я сделал небольшую паузу.
Я уже окончательно похолодел. Рассудок вернулся ко мне, а сердцебиение пришло в норму. Чего я теряю? Какая разница? Игорь же уже умер! Хуже быть не может!
- Двести тысяч, и я сделаю для Вас всё, что угодно.
Так у нас появился источник финансирования проекта «.». Деньги получились грязными и даже кровавыми, но какая к чёрту разница?! С такими деньгами на руках я уже мог не только жить, не беспокоясь о том, на что поесть, но и спокойно развивать свой проект, ни от кого при этом не завися. А депрессию как рукой сняло.
Кириллу детали всего произошедшего я не рассказывал, сказал только, что нашёл деньги, а он, конечно же, с важным видом знатока заметил:
- Я же говорил: не старайся, а просто возьми!