Прорыв

• Соберись. Не теряй концентрацию!

Мир стал немного подрагивать. У меня началось головокружение. Совсем небольшое, но на ногах устоять я не смог бы. Хорошо, что Кирилл это заранее учёл и усадил меня на ковёр.

• Будь здесь и сейчас. Осознай себя и все свои ощущения. Отключи внутренний монолог. Ни о чём не думай.

Легко сказать, тяжело сделать. Мысли так и хотели начать рыться в моей голове. Периодически моё внимание переносилось то на отдельные детали мира вокруг, то на моё внутреннее состояние. Нужно было отключиться от всего и очистить свой разум, но сделать это было чрезвычайно сложно. Вот Кирилл сидит прямо передо мной со спокойным мутным взглядом, по которому невозможно ничего прочитать. Вот справа от меня на полу лежит и тлеет палочка благовония, источая терпкий сладковатый запах. Вот я слышу медленный густой, гипнотический голос Кирилла. Вот у меня пересохло в горле и из-за палочек приторный вкус во рту. Так и хочется потянуться до рядом стоящей чашки с чаем и сделать глоток. Но нельзя. Вот я вдыхаю воздух и он пробирается до дна моих лёгких. Вот я чувствую подушечками своих пальцев свои ладони. Я не шевелюсь, стараюсь не терять концентрацию, как мне и говорит Кирилл, но после того небольшого головокружения больше ничего не происходит.

Так я сидел до тех пор, пока не прогорела вся сандаловая палочка. После этого Кирилл сфокусировал свой взгляд на мне, улыбнулся и спросил:

• Ну, что?

Я пошевелился. Почесался. Посмотрел по сторонам, понюхал, поморгал… Никаких изменений. Ничего, абсолютно ничего не поменялось.

• Было небольшое головокружение, и мир стал терять свои очертания, немного поплыл, но теперь это прошло, — я стал описывать свои ощущения.
• Что-нибудь особенное заметил?
• Приторный привкус во рту появился — вспомнил я, взял чашку с чаем и сделал глоток. Привкус во рту стал растворяться. Я грел руки о чашку.

Кирилл задумался, уставив взгляд в пол.

Мы просидели в молчании, наверно, в течение пары минут, я не смел пошевелиться — не хотел перебивать мысли Кирилла, а после проделанных упражнений, мне не хотелось ни о чём думать, и уж тем более не хотелось говорить.

После длительного молчания, Кирилл поднял взгляд на меня и сказал:

• Я тебе сейчас скажу страшную вещь, в которую ты, конечно же, не поверишь. Когда мы начинали занятие, чашки, из которой ты только что выпил, в комнате не было. Мы уже на другой линии — на линии, на которой ты принёс в эту комнату чашку.

Меня это заявление рассмешило и удивило. Я точно помнил, как перед началом сеанса заварил себе чай на кухне, налил в свою любимую чашку и принёс с собой.

• Быть не может! Я всё помню. Причём, могу тебе в деталях рассказать, какую заварку засыпал, как я заваривал этот чай, в каком чайнике, какие у меня были ощущения, когда я грел руки о чашку, идя в эту комнату… Твоё заявление — по меньшей мере наглость. Память у меня не настолько плохая, чтобы меня можно было вот так вот обвести вокруг пальца дешёвым фокусом.

Я стал раздражаться, откуда-то у меня появилась не характерная для меня злость. Как у него вообще может повернуться язык сказать, такое обо мне?! Но Кирилл только усмехнулся:

• Это защитная реакция твоего организма. Собственное «я» из тебя сейчас так и прёт… Тебя аж раздуло. До такой степени, что ткни в тебя пальцем, ты лопнешь — комичное зрелище.

Эта фраза меня ещё больше подхлестнула и раззадорила, я почувствовал, как краска кинулась мне в лицо. Я стал рьяно объяснять Кириллу, что у него нет никакого права обвинять других. Кто он такой, чтобы делать такие заявления и так относиться к другим людям?! Конечно, люди бывают невнимательными, непослушными, но не все же — дебилы, неспособные отличить правду от вымысла!

Такое ощущение, будто что-то заполонило часть моего сознания — я был как в дымке и меня несло вперёд, я не контролировал этот процесс. Кириллу же, казалось, это всё только доставляло удовольствие. Он смеялся. Всё громче и всё сильнее. Он уже хватался за живот и бился в истерике, чем вызывал с моей стороны ещё более сильную ответную реакцию.

Вдруг, он кинул вперёд правую руку и щёлкнул пальцами прямо у моих глаз.

С меня как будто что-то свалилось. Я был опустошён. У меня случился упадок сил и отлив энергии. Я как будто попал в эмоциональную яму. Стало тошно.

Кирилл, ничего не говоря, показал бровями в сторону моих рук. Я посмотрел на них, но к своему удивлению, чашки, которую до того крепко держал, не увидел. Куда она делась? Я же точно помнил, как сделал пару глотков из неё, как держал в руках, помнил аромат чая. Я стал прокручивать у себя в голове всё только что произошедшее со мной, но так и не мог поймать, когда же чашка появилась, и когда она исчезла. Судя по всему, правда заключалась в том, что никакой чашки никогда и не существовало. По крайней мере, здесь, в этом мире. На этой линии?

Однако мой мозг не хотел в это верить, и я начал искать чашку, считая, что просто выпустил её из рук… Может, Кирилл наловчился и незаметно выхватил её у меня..?

Кирилл же просто сидел и с интересом наблюдал за мной. Не меняясь в лице он изрёк:

• Не ищи себе оправданий. Чашки никогда на этой линии не существовало, ты это прекрасно понимаешь. Вот только признаться себе в этом не можешь, так как это противоречит всему тому, чему тебя учили всю жизнь. Кроме того, ты всё ещё считаешь себя пупом земли…
• Но я же отчётливо помню, что только что держал её в руках! Помню всё в деталях. Она просто куда-то закатилась, я уверен, — не унимался я, заглядывая под диван.
• Если б она закатилась, ты бы сейчас был облит чёрным чаем. На самом деле она стоит себе спокойненько на полке на кухне, рядом с пустым чайником. Хочешь проверить?

Я кивнул. Кирилл пожал плечами, поднялся и, бросив мне: «пошли» — направился в сторону кухни. Я последовал за ним.

Мы подошли к шкафчику с посудой. Кирилл встал рядом с ним и скрестил руки у груди.

• Ну, открывай.

В этот момент я чувствовал себя участником какой-то популярной передачи, которому предлагают открыть ящик, для того, чтобы увидеть, жив ли кот Шрёдингера или нет. От меня уже ничего не зависело, единственный вариант, который у меня остался — это открыть ящик. Тем не менее, я переживал.

Я потёр руки и взглянул на Кирилла.

Тот стоял, не двигаясь, и пронзительно глядел на меня.

Я открыл ящик.

На второй полке снизу стоял чайник, а рядом с ним — злосчастная чашка. Проверил. Оба сухие. Никто ими не пользовался уже часа два точно.

• А, может, — начал я искать новые оправдания, — просто есть ещё одна чашка и ещё один чайник…
• Ты на правильном пути, — неожиданно подтвердил Кирилл, — только они не на этой линии, а на другой. Более того, в мире существует бесконечное множество таких же чайников и чашек. И каждый из них находится в каком-то своём состоянии. Есть даже множество разбитых чашек и чайников. Все эти чайные приборы имеют единую суть, единое первоначало, но различаются в зависимости от линии, на которой пребывают.

Я прошёл к стулу и плюхнулся на него. Кирилл остался стоять, скрестив руки на уровне груди, опираясь на холодильник, и продолжал рассказывать:

• Есть линия, в которой чайник пуст и сух, а чашка наполнена чаем. Есть линия, в которой оба они наполнены чаем. Есть линия, в которой они также оба сухи, но, например, чайник не белый, а тёмно-синий… А есть линия, на которой чайник — это корова, а чашка — это сизая трава. Этих линий бесконечное множество, но, как я тебе уже говорил, они отличаются друг от друга. Причём отличия могут быть как малыми, практически незаметными, так и очень существенными. Например, на некоторых линиях есть проекции объектов текущей линии. А на других нет вообще ничего похожего на вот этот вот мир, — Кирилл провёл рукой, показывая на комнату, в которой мы сидели. — При должном умении, ты можешь собрать любую из линий в любой временной точке. Собственно говоря, этим мы и занимаемся…

Наконец, Кирилл говорил что-то понятное и логичное. Наконец, я узнал что такое «конструктор». Или, по крайней мере, стал приближаться к пониманию того, что это такое. Я сел на стул.

• Наибольшая сложность в работе конструктора — сохранять концентрацию всё время, не отвлекаясь ни на что и не принимая близко к сердцу происходящее вокруг. Нужно быть безупречным. Это как раз то, что ты должен был взять из многочисленной своей философской и эзотерической литературы: безупречность. Ты пока далёк от этого, из-за чего и попадаешь в ситуации, подобные произошедшей только что. Причём, пока мы с тобой только разогреваемся, и я тебе помогаю собирать самые простые миры. А представь, что будет, если, например, ты соберёшь мир, совершенно не похожий на этот? Например, мир духов?

Всё это казалось хоть и частично логичным, но всё-таки сказочным, нереальным. Из-за этого мой мозг пытался изо всех сил подвергать всё, что воспринимал, серьёзному сомнению и считал по умолчанию россказни Кирилла бредом, хотя где-то внутри я чувствовал, что всё, о чём он говорит — правда.

• Вообще, все линии можно условно разделить на несколько «кругов», — продолжал он, — Малый круг. В него входят линии, в которых уже существуют твои проекции. Большой круг, в который входят линии без твоих проекций. Про алмазный круг я тебе потом расскажу…

Кирилл подошёл к шкафчику с посудой и, открыв его, достал чайник и чашки. Поставил их на стол. Затем занялся заваркой чая, продолжая своё повествование. Я же сел за стол.

• Главный «финт ушами», — спокойно говорил он, выбрасывая старую заварку и промывая чайник, — заключается в том, что все бесконечные линии «малого круга» тебе уже знакомы, так как в них всё это время жили твои проекции. Соответственно, собирая неосознанно другую линию, ты перехватываешь все знания своей проекции на той линии и забываешь всё из старой, оставляя уже на ней свою проекцию.

Вода закипела, Кирилл кинул заварки в чайник, залил водой и сел за стол. Я сел напротив него. Взгляд у него был совершенно спокойный и даже несколько отрешённый. Он вываливал на меня тонны информации, которую было непросто переварить и запомнить всем скопом. Но я старался.

• Стало быть, один из важнейших аспектов контролируемого сбора — это умение помнить как можно больше линий и действовать абсолютно осознанно. А достичь этого можно только увеличивая собственное осознание и развивая самодисциплину. Именно поэтому я тебе всё время вдалбливаю, что нужно заниматься собственным совершенствованием, а не уходить в непонятные миры, созданные фантазиями незнакомых тебе людей.
• Ты меня сегодня просто-таки шокируешь своей откровенностью, — вставил я. — Чем это я заслужил такой поток информации? Налей чаю, пожалуйста.
• Просто ты показал мне, что готов к восприятию этой информации, пришло время тебе рассказать об этом — вот и всё.

Кирилл, придерживая левой рукой крышку чайника, налил мне чаю. Потом себе. Я уселся на стул напротив него и сделал глоток из чашки.

Мне в голову пришла мысль:

• Если ты можешь собрать любой мир, то почему бы тебе просто не собрать линию, в которой чай уже заварен? Для чего делать так много лишних действий на этой линии?
• А ты думаешь, что сбор линии — дело менее затратное? Концентрации и энергии на этот процесс тратится значительно больше, чем на простые механические действия. Да, и к чему эти дешёвые фокусы? — Кирилл улыбнулся моей наивности.
• Ну, да, пожалуй, — согласился я. Впрочем, я не мог не согласиться, так как область, о которой рассказывал мой друг, была мне абсолютно незнакома.

Кирилл тем временем, по-видимому, перехватил дыхание и принялся опять заваливать меня информацией:

• В большинстве случаев для того, чтобы сохранить память как о новой, так и о старой линиях сбор должен происходить абсолютно осознанно. Однако бывают случаи, когда люди собирают другие линии, не переключаясь на них, то есть не вспоминая себя в них и не забывая себя в первой линии… Но тогда срабатывают различные защитные механизмы. Например, результат такого восприятия принимается за галлюцинацию, игру воображения, сон… Весь мир, в котором мы существуем, очень гармоничен и не терпит грубого вмешательства в законы бытия… Впрочем, об этом я тебе потом расскажу, — Кирилл улыбнулся. — Как и о многом другом. Всё равно ты пока даже не усвоил то, о чём я тебе только что рассказал, и для того, чтобы всё воспринять, тебе нужно будет ещё несколько раз перечитать «Прорыв» с самого начала…

Последняя фраза меня немало удивила, а Кирилл тем временем отпил из своей чашки, хитро посматривая на меня.

• Хватит спать, — неожиданно выдал он и дал мне подзатыльник, чем шокировал меня…

 

Я проснулся и резко сел в кровати.

Я был в своей комнате. На часах уже двенадцать. Кажется, я просто всё это время спал… Всё время с момента той аварии у Московского проспекта… Какой странный сон! И Кирилл в нём был такой учтивый, вежливый… Да и выглядел он внешне как-то иначе. Голова чешется.

Я протёр глаза и постарался вспомнить свой сон как можно более детально, попутно всё подробно записывая. Никогда у меня ещё не было таких чётких сновидений.

Зазвонил мобильник. Это был Миша.

• Игорь, привет! Как дела? — раздалось из трубки, — Я через час за тобой заеду. Ты готов к репетиции?
• А? Да, конечно, готов.
• Ты спишь, что ли?

Я усмехнулся.

• Да, я сплю.
• Так просыпайся! Времени совсем нет!